Ты кажешься слабым, Эймос. Ты можешь выглядеть моложе своих лет, но на самом деле ты, как и я, стоишь одной ногой в могиле. Так уж получается, генетические заболевания — бич нашей современности с ее новыми условиями. Мы не успеваем подстроиться. Твое сделало тебя худым, заставило напичкать тело имплантами жизнеобеспечения, и пока ты еще не полностью от них зависишь. Да, физически ты слаб.

Но как ты там говорил? Главное — понять, как что устроено, и потом ты сможешь повлиять на это, управлять этим. Что же, в этом тебе не откажешь.

Копаться в чужих мозгах — твое призвание, и глупо думать, что это ограничивается лабораториями «Сидонии».

Впрочем, твоя работа, стоит признать, хотя бы не выглядит абсолютно бесполезной. Чего только не делают с псиониками. Ты вот изучаешь их мозги. Я читал твои доклады. Какие участки отвечают за применение псионических способностей, какие реакции этому сопутствуют, есть ли связь между характером способности с центрами мозговой активности… Неплохо, Эймос. Неплохо. Но наверняка каждое испытание как стресс-тест для твоих имплантов. Они ведь не справляются с выбросами пси-энергии. Конечно, они не справляются. Ты из тех людей, кто работает на упрямстве, но одного его недостаточно — я знаю, с каким трудом ты убеждаешь продлить тебе разрешение на опыты. У тебя осталось мало времени — полгода, максимум год, пока болезнь не прогрессирует настолько, что окончательно тебя сломает.

Даже не знаю, кто ты больше: конченый мазохист или просто одержимый.

И вот теперь — смерть твоей бывшей супруги.

Мне нравилась Эмили, мы были с ней хорошими друзьями, партнерами, она была на моей стороне — в отличие от тебя. Передавая весь свой пакет акций корпорации «Атлас» тебе, она, кажется, забыла упомянуть в завещании, как это было важно — быть на моей стороне. Или ты это проигнорировал? Мне бы хотелось забраться к тебе в голову так же, как ты это делаешь со всеми этими псиониками, чтобы понять, что тобой движет. Тебе ведь не нужен «Атлас», Эймос. Тебе не интересна техника, импланты, протезы. Тебе даже не нужны деньги — ты легко отказался от предложения выкупить твои акции.

Эмили рассказывала мне о тебе. Нелюдимый, замкнутый, задумчивый, предпочитаешь отдавать все свое время работе или книгам. Никогда не интересовался другими — ни теми, кто стоит у власти, ни обычными людьми. Интересно, как же вы с ней тогда сошлись? Ты нашел в ней что-то уникальное? Или просто снизошел до нее? Бедная малышка Эмили. Она этого не заслужила.

Как бы то ни было, ты мешаешь, Эймос. И когда я пойму, как ты устроен, тебе не понравится.

// АЙЗЕК ДИКИНСОН
Ребёнок на руках у матери не успокаивается очень долго: он кричит пять или десять минут, а может быть и дольше — Айзеку трудно сосредотачиваться на времени. Он прикрывает глаза, немного припухшие из-за подскочившего давления и старается уйти в себя как можно глубже, до того момента, как его не вызовут к стойке регистрации. Очередь тянется, наконец объявляют посадку на борт лайнера, а Айзек всё ещё слышит крики ребёнка в ушах. Он не жалеет себя, раз за разом представляя, как кричал Казайя. Ему было больно — это Айзек знает наверняка.